Автор Тема: Комаровское Дело  (Прочитано 28430 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Heartcollaps

  • Опытный
  • **
  • Сообщений: 64
  • Криминальный репортер
    • Награды
: 22 Июля 2014, 13:19:01
Предлагаю к ознакомлению "фельетон" Булгакова, Комаровское Дело. Это достаточно знаменитое дело, достойно обсуждения, достаточно нетравиальный убийца, который стал бы интересным субъектом исследования для психиатрии, не будь она тогда в зачаточном состоянии.

Комаровское дело

      С начала 1922 года в Москве стали пропадать люди. Случалось это почему-то чаще всего с московскими лошадиными барышниками или подмосковными крестьянами, приезжавшими покупать лошадей. Выходило так, что человек и лошади не покупал, и сам исчезал.
      В то же время ночами обнаруживались странные и неприятные находки — на пустырях Замоскворечья, в развалинах домов, в брошенных, недостроенных банях на Шаболовке оказывались смрадные, серые мешки. В них были голые трупы мужчин.
      После нескольких таких находок в Московском уголовном розыске началась острая тревога. Дело было в том, что все мешки с убитыми носили на себе печать одних и тех же рук — одной работы. Головы были размозжены, по-видимому, одним и тем же тупым предметом, вязка трупов была одинаковая — всегда умелая и аккуратная — руки и ноги притянуты к животу. Завязано прочно, на совесть.
      Розыск начал работать по странному делу настойчиво. Но времени прошло немало, и свыше тридцати человек улеглись в мешки среди груд замоскворецких кирпичей.
      Розыск шел медленно, но упорно. Мешки вязались характерно — так вяжут люди, привычные к запряжке лошадей. Не извозчик ли убийца? На дне некоторых мешков нашлись следы овса. Большая вероятность — извозчик. Двадцать два трупа уже нашли, но опознали из них только семерых. Удалось выяснить, что все были в Москве по лошадиному делу. Несомненно — извозчик.
      Но больше никаких следов. Никаких нитей абсолютно от момента, когда человек хотел купить лошадь, и до момента, когда его находили мертвым, не было. Ни следа, ни разговоров, ни встреч. В этом отношении дело, действительно, исключительное.
      Итак — извозчик. Трупы в Замоскворечье, опять в Замоскворечье, опять. Убийца — извозчик, живет в Замоскворечье.
      Агентская широкая петля охватила конные площади, чайные, стоянки, трактиры. Шли по следам замоскворецкого извозчика.
      И вот в это время очередной труп нашли со свежей пеленкой, окутывающей размозженную голову. Петля сразу сузилась — искали семейного, у него недавно ребенок.
      Среди тысячи извозчиков нашли.
      Василий Иванович Комаров, легковой, проживал на Шаболовке в доме № 26. Извозным промыслом занимался странно — почти никогда не рядился, но на конной площади часто бывал. Деньги имел всегда. Пил много.
      Ночью на 18 мая в квартиру на Шаболовку явилась агентура с ордером окружной милиции, якобы по поводу самогонки. Легковой встретил их с невозмутимым спокойствием. Но когда стали открывать дверь в чуланчик на лестнице, он, выпрыгнув со второго этажа в сад, ухитрился бежать, несмотря на то, что квартиру оцепили.
      Но ловили слишком серьезно и в ту же ночь поймали в подмосковном Никольском, у знакомой молочницы Комарова. Застали Комарова за делом. Он сидел и писал на обороте удостоверения личности показание о совершенных им убийствах и в этом показании зачем-то путал и оговаривал своих соседей.
      В Москве на Шаболовке в это время агенты осматривали последний труп, найденный в чулане. Когда чулан открывали, убитый был еще теплый.
* * *
      Пока шло следствие, Москва гудела словом «Комаров-извозчик». Говорили женщины о наволочках, полных денег, о том, что Комаров кормил свиней людскими внутренностями и т. д.
      Все это, конечно, вздор.
      Но та сущая правда, что выяснилась на следствии, такого сорта, что уж лучше были бы и груды денег в наволочках, и даже гнусная кормежка свиней или какие-нибудь зверства, извращения. Оно, пожалуй, было бы легче, если б было запутанней и страшней, потому что тогда стало бы понятно самое страшное во всем этом деле — именно сам этот человек, Комаров (несущественная деталь: он, конечно, не Комаров Василий Иванович, а Петров Василий Терентьевич. Фальшивая фамилия, вероятно, след уголовного, черного прошлого… Но это неважно, повторяю).
      Никакого желания нет писать уголовный фельетон, уверяю читателя, но нет возможности заняться ничем другим, потому что сегодня неотступно целый день сидит в голове желание все-таки этого Комарова понять.
      Он, оказывается, рогожи специальные имел, на эти рогожи спускал из трупов кровь (чтобы мешков не марать и саней); когда позволили средства, для этой же цели купил оцинкованное корыто. Убивал аккуратно и необычайно хозяйственно: всегда одним и тем же приемом, одним молотком по темени, без шума и спешки, в тихом разговоре (убитые все и были эти интересовавшиеся лошадьми люди. Он предлагал им на конной свою лошадь и приглашал их для переговоров на квартиру) наедине, без всяких сообщников — услав жену и детей.
      Так бьют скотину. Без сожаления, но и без всякой ненависти. Выгоду имел, но не фантастически большую. У покупателя в кармане была приблизительно стоимость лошади. Никаких богатств у него в наволочках не оказалось, но он пил и ел на эти деньги и семью содержал. Имел как бы убойный завод у себя.
      Вне этого был обыкновенным плохим человеком, каких миллионы. И жену, и детей бил и пьянствовал, но по праздникам приглашал к себе священников, те служили у него, он их угощал вином. Вообще был богомольный, тяжелого характера человек.
      Репортеры, фельетонисты, обыватели щеголяли две недели словом «человек-зверь». Слово унылое, бессодержательное, ничего не объясняющее. И настолько выявлялась эта мясная хозяйственность в убийствах, что для меня лично она сразу убила все эти несуществующие «зверства», и утвердилась у меня другая формула «и не зверь, но и ни в коем случае не человек».
      Никак нельзя назвать человеком Комарова, как нельзя назвать часами одну луковицу, из которой вынут механизм.
* * *
      Эту формулу для меня процесс подтвердил. Предстал перед судом футляр от человека — не имеющий в себе никаких признаков зверства. Впрочем, может быть, какие-нибудь особенные, доступные специалисту-психиатру черты и есть, но на обыкновенный взгляд — пожилой обыкновенный человек, лицо неприятное, но не зверское, и нет в нем никаких признаков вырождения.
      Но когда это создание заговорило перед судом, и в особенности захихикало сиплым смешком, хоть и не вполне, но в значительной мере (не знаю, как другим), мне стало понятно, что это значит, — «не человек».
      Когда его первая жена отравилась, оно — это существо — сказало:
      — Ну и черт с ней!
      Когда существо женилось второй раз, оно не поинтересовалось даже узнать, откуда его жена, кто она такая.
      — Мне-то что, детей, что ли, с ней крестить! (Смешок.)
      — Раз и квас! (На вопрос, как убивал. Смешок.)
      — Хрен его знает! (На многие вопросы эта идиотская поговорка. Смешок.)
      — Человечиной не кормили ваших поросят?
      — Нет (хи-хи!)… да если б кормил, я бы больше поросят завел… (хи-хи!)
      Дальше — больше. Все в жизни — этот залихватский, гнусный «хрен», сопровождаемый хихиканьем. Оказывается, людей кругом нет. Есть «чудаки» и «хомуты». Презирает. Какая тут «звериность»! Если б зверино ненавидел и с яростью убивал, не так бы оскорбил всех окружающих, как этим изумительным презрением. Собаку — животное — можно было бы замучить этим из ряда выходящим невниманием, которым Комаров награждал окружающих людей. Жена его — «римско-католическая пани» (хи-хи). «Много кушает». Ни злобы, ни скупости. «Пусть кушает возле меня эта римско-католическая рвань». Злобы нет, но «оплеухи иногда я ей давал». Детей бил «для науки».
      — Зачем убивали?
      Тут сразу двойное. Но все понятно. Во-первых, для денег. Во-вторых, вот «не любил людей». Вот, бывают такие животные, что убить его — двойная прибыль: и польза, и сознание, что избавишься от созерцания неприятного Божьего создания. Гусеница, скажем, или змея… Так Комарову — люди.
      Словом, создание — мираж в оболочке извозчика. Хроническое, холодное нежелание считать, что в мире существуют люди. Вне людей.
      Жуткий ореол «человека-зверя» исчез. Страшного не было. Но необычайно отталкивающее.
* * *
      Изъять. Он боялся? Нет. Он — сильное, не трусливое существо.
      По-моему, над интервьюерами, следствием и судом полегоньку даже глумился. Иногда чепуху какую-то городил. Но вяло. С усмешечкой. Интересуетесь? Извольте. «Цыганку бы убить или попа»… Зачем? «Да так»…
      И чувствуется, что никакой цыганки убивать ему вовсе не хотелось, равно как и попа, а так — насели с вопросами «чудаки», он и говорит первое, что взбредет на ум.
      Интервьюер спросил, что он думает о том, что его ожидает. «Э… все поколеем!»
      Равнодушен, силен, не труслив и очень глупый в человеческом смысле. Прибаутки его ни к селу ни к городу, мысли скупые, нелепые. И на человеческой глупости блестящая, великолепная амальгама того специфического смрадного хамства, которым пропитаны многие, очень многие замоскворецкие мещане!.. все это чуйки, отравленные большими городами.
      Что касается силы.
      В одну из ночей, не знаю, после какого именно убийства, вез запакованный обескровленный труп к Москве-реке. Милиционер остановил:
      — Что везешь?
      — А ты, дурной, — мягко ответил Комаров, — пощупай.
      Милиционер был действительно «дурной». Он потрогал мешок и пропустил Комарова.
      Потом Комаров стал ездить с женой.
* * *
      Вследствие этих поездок на скамье рядом с Комаровым оказалась Софья Комарова.
      Лицо тоже знакомое. Не раз на Сухаревке, на Домниковке, на Смоленском приходилось видать такие длинные, унылые лица, желтые бабьи лица, окаймленные платком.
      Комарова выводили, когда Софья давала показания, и, несмотря на это, сложилось впечатление, что она чего-то не договаривала. Думается, что никаких особенных тайн, впрочем, она не скрыла. Во время убийств Комаров ее высылал вместе с ребятами. А может быть, и помогала временами — прибрать, замыть после работы. Дело — женское.
      Ну, и вот эти поездки.
      «Так… дурочка… слабая», — определил ее муж. Несомненно, над тупой, пустой «римско-католической» бабой висела камнем воля мужа.
* * *
      Приговор?
      Ну, что тут о нем толковать.
      Приговор в первый раз вынесли Комарову, когда милиция под конвоем повезла его, чтобы он показал, где закопал часть трупов (несколько убитых он зарыл близ своей квартиры на Шаболовке).
      Словно по сигналу, слетелась толпа. Вначале были выкрики, истерические вопли баб. Затем толпа зарычала потихоньку и стала наваливаться на милицейскую цепь — хотела Комарова рвать.
      Непостижимо, как удалось милиции отбить и увезти Комарова.
      Бабы в доме, где я живу, тоже вынесли приговор «сварить живьем».
      — Зверюга. Мясорубка. У этих тридцати пяти мужиков сколько сирот оставил, сукин сын.
      На суде три психиатра смотрели:
      — Совершенно нормален. Софья — тоже.
      Значит…
      — Василия Комарова и жену его Софью к высшей мере наказания, детей воспитывать на государственный счет.
      От души желаю, чтобы детей помиловал тяжкий закон наследственности.
      Не дай Бог походить им на покойных отца и мать.

М.А. Булгаков. Впервые — Накануне. 1923. 20 июня. Печатается по тексту газеты «Накануне».
« Последнее редактирование: 22 Июля 2014, 16:03:00 от yobabubba »




Влада Галаганова

  • Администратор
  • Мастер
  • *
  • Сообщений: 3979
  • Золотое Перо
    • Награды
Ответ #1 : 22 Июля 2014, 15:28:48
Я обожаю Булгакова. Спасибо, я не знала о таком его фельетоне. Его слог...он даже такое страшное дело сумел так великолепно описать.
История о Комарове-убийце, кстати, реальна. Комаров Василий Иванович, от рождения являвшийся Петровым Василием Терентьевичем - личность известная, убившая около 30 человек (точное количество убиенных неизвестно). Вместе с женой был расстрелян советсткой властью.
Глупость не спрашивает, она объясняет.
С дураком ты всегда занят и трудишься в поте лица. Он тебе возражает и возражает, ибо уверен!
И от этих бессмысленных возражений ты теряешь силу, выдержку, сообразительность, и чувствуешь, какой у тебя плохой характер


yobabubba

  • Администратор
  • Мастер
  • *
  • Сообщений: 6097
  • У меня фиг проскочишь!
    • Награды
Ответ #2 : 22 Июля 2014, 16:14:11
Heartcollaps, вы меня извините, но я перепостил оригинальный текст Булгакова в нормальном виде, форум это позволяет.

Предлагаю к ознакомлению "фельетон" Булгакова, Комаровское Дело.
И это безусловно не "фельетон", а газетный очерк Михаила Афанасьевича об этом деле. Я понимаю, что вы его взяли из сборника "Москва краснокаменная. Рассказы, фельетоны.", но это отнюдь не значит, что это фельетон, который является по сути сатирическим произведением.

Позволю себе из того же сборника добавить комментарий В. И. Лосева:

       Дело об убийстве Комаровым-Петровым десятков людей вызвало в Москве небывалый интерес. Суд, состоявшийся 6–8 июня 1923 г. в Политехническом музее, приговорил Комарова-Петрова и его жену-сообщницу к высшей мере наказания. Однако публикации на эту тему продолжались в течение нескольких месяцев. Чаще всего это уголовное дело стремились представить в политической окраске. С совершенно чудовищным материалом, как всегда, выступил Демьян Бедный в журнале «Безбожник» (1923. № 7).
      На Булгакова дело Комарова произвело колоссальное впечатление, но прежде всего с точки зрения нравственно-психологической. Об этом, к счастью, сохранились воспоминания Августа Явича, знавшего Булгакова по совместной работе в «Гудке». Вот его впечатления о преступнике и об отношении Булгакова к этому делу:
      «В Москве проходил судебный процесс над Комаровым, озверелым убийцей, именовавшим свои жертвы презрительно „хомутами". Промышляя извозом, он заманивал людей, чтобы „спрыснуть выгодное дельце", опаивал, убивал и грабил… И вот я увидел в суде этого благообразного и трусливого изувера… С поистине дьявольским равнодушием, не повышая голоса, монотонно рассказывал он суду бесчеловечные подробности своего беспримерного занятия, от которого веяло камерой пыток, смирительной рубахой и смрадом бойни.
      Не помню уже, как случилось, но это именно дело и послужило поводом для нашего с Булгаковым разговора о том, каких великанов и каких злодеев способна родить русская земля, стоящая на праведниках, как утверждал Достоевский. И Булгаков позвал меня к себе продолжить спор совсем в карамазовском духе…
      Сначала спор велся вокруг Комарова с его „хомутами" и Раскольникова с его „египетскими пирамидами", пока Булгаков, явно пытаясь поддеть меня, не заметил как бы вскользь:
      — Этак, чего доброго, и до Наполеона доберетесь…
      — Никогда не поставил бы Наполеона при всех его преступлениях в ряду тиранов, таких как Иван Грозный. Вот к кому ближе всего Комаров!..
      Так вот, то поднимаясь, то опускаясь по ступенькам истории, мы стали вспоминать безумных владык, принесших своим народам неисчислимые страдания и бедствия. Я аккуратно цитировал „Психиатрические эскизы из истории" Ковалевского. Булгаков приводил другие исторические примеры. Мы бродили по векам…» (Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 157–159).
      Для Булгакова самым ужасным в этом деле было то, что он не мог понять Комарова-Петрова. Точно так же он не мог понять тех «безумцев», которые тысячами шли за Троцким, тех «негодяев», которые разрушали православные храмы… Но не случайно же в письме к правительству (28 марта 1930 г.) он назвал главной чертой своего творчества «изображение страшных черт» русского народа…


Влада Галаганова

  • Администратор
  • Мастер
  • *
  • Сообщений: 3979
  • Золотое Перо
    • Награды
Ответ #3 : 22 Июля 2014, 20:05:35
А еще Комарова в народе долго называли его же фразой: "раз - и квас!". Когда его спрашивали, как он мог вот так убивать, он говорил, что это проще простого - раз - и квас!
Про Ивана Грозного читала, что это был человек, придумавший наибольшее количество пыток и казней. Не знаю, правда ли...
Глупость не спрашивает, она объясняет.
С дураком ты всегда занят и трудишься в поте лица. Он тебе возражает и возражает, ибо уверен!
И от этих бессмысленных возражений ты теряешь силу, выдержку, сообразительность, и чувствуешь, какой у тебя плохой характер


yobabubba

  • Администратор
  • Мастер
  • *
  • Сообщений: 6097
  • У меня фиг проскочишь!
    • Награды
Ответ #4 : 23 Июля 2014, 18:30:35
Весь оффтоп перенесен в соответствующую тему - http://www.truecrime.guru/index.php/topic,307.0.html
Однако не стоит думать, что в каком-либо разделе можно не соблюдать правил форума. Все предупреждения остаются в силе.


Иван Карманов

  • Мастер
  • *****
  • Сообщений: 1998
  • Не ошибается только тот , кто ничего не делает
  • Кина не будет - электричество кончилось!
    • Награды
Ответ #5 : 23 Июля 2014, 20:03:43
Я слышал про это дело раньше ... но как то уловил примерно следующую мысль - не смотря на масштабность злодеяния убийца был очень посредственной личностью и как то всё происходило настолько тупо - обыденно , что и писать то не о чем . Спасибо Heartcollaps за очерк  dq Все тайны рассеялись
Главная проблема этого мира в том, что дураки и фанатики всегда уверены в своей правоте, в то время как мудрые люди всегда полны сомнений


Тень Былого

  • Опытный
  • **
  • Сообщений: 124
  • Меценат
    • Награды
Ответ #6 : 25 Июля 2014, 19:23:47
У Валентина Викторовича Лаврова на эту тему тоже есть рассказ
Для полноты картины размещу его здесь, надеюсь, что автор поста не против.

[ Гостям не разрешен просмотр вложений ]
Василий Иванович Комаров (настоящее имя — Василий Терентьевич Петров)

ОХОТНИК НА ЛЮДЕЙ

АЛЕКСАНДРУ ПЕТРОВИЧУ БЕЛОВУ
Эта история началась в феврале 1921 года и закончилась в мае 1923 года, В свое время она наделала много шума. О ней много писали газетчики. В Центральном музее Министерства внутренних дел, что на Селезневской улице в Москве, ей посвящен целый стенд. Среди других экспонатов орудие преступления - увесистый сапожный молоток на круглой, потемневшей от крови и грязи ручке. Еще живут старики, которые помныт громкий процесс над «охотником за людьми» - именно так окрестили «главного потрошителя XXвека».

ХМУРОЕ УТРО
Бывший взводный командир Красной гвардии 54-летний Комаров проснулся со страшной головной болью. Эти боли последнее время жестоко преследовали его и отравляли жизнь. Нынче Комаров трудился извозчиком в солидной организации - Центральном управлении по эвакуации населения (Центроэвак). Это было одно из подразделений Наркомата внутренних дел, где наркомом был сам товарищ Дзержинский Ф. Э.
Соратник Железного Феликса по ломовой части глядел в грязный потолок и мучительно пытался вспомнить: где и как провел вчерашний вечер?
Постепенно в его памяти стали всплывать, как мутные, неясные картины, прошедшие события. Утром он спер у своего товарища по Центроэваку новую ременную сбрую. Пока тот не хватился пропажи, Комаров бросил на сани пять мешков торфа и отвез их по разнарядке в правление Автопромторга, что в доме № 15 по Каретному ряду. На возвратном пути, нещадно хлеща лошадь, за буханку ржаного подвез попутную старуху к Брест-Литовскому вокзалу. Затем вкатил в конный ряд Смоленского рынка.
Прибыл он вовремя. Какой-то невзрачный мужичок в залатанном зипуне купил у известного барышника-цыгана Гришки мерина. Мерин был древний, со съеденными зубами, с выбитым правым глазом. Цыган чем-то напоил мерина или еще чего сделал, но тот выглядел неестественно бодро, переступал копытами и разок даже вдруг весело взбрыкнул. Получив деньги, цыган тут же куда-то смылся.
Мужик, видать, был бестолковый, ибо такого дохлого коняку можно лишь на бойню тащить, а для работы он никак не годится. Но мужик погнался за дешевизной. Теперь он прилаживал к покупке старую веревочную упряжь.
Комаров весело подмигнул мужику и ощерился:
- Рваная сбруя все равно, что мужик без… Возьми мою - смотри, прямо царская! Отдам задарма!
Тут же хлопнули по рукам. Комаров предложил:
- Чтоб твой вороной хорошо работал, обмыть покупку следует. Кабак как смерть - никак его не миновать!
Мужик согласно кивнул головой. У него от покупок еще оставались хорошие деньги. Часть их он решил пропить. Пошли в кабак, крепко выпили. Потом вместе отправились в Центроэвак. Комаров сказался больным.
- Иди лечись, - сказала начальница Роза Радек, сестренка замечательного большевика Карла Радека. - Но в понедельник непременно приходи - у нас закрытое партийное собрание.
Поставив лошадь в стойло, Комаров с новым знакомым отправился в табачный магазин. Здесь он поменял буханку хлеба на махорку и ловко спер у какого-то господина с портфелем новые кожаные перчатки. Потом они пошли в пивную, где долго гуляли.

ПРЕДАННЫЙ ИДЕЯМ
Мужик понравился Комарову своей молчаливостью, а также податливостью нрава. Комаров вопреки привычке стал много говорить о себе:
- Родился я в доме матери моей Фриды Ловжанской, а по паспорту у меня фамилия Петров-Комаров. Это когда деникинцы в плен взяли, я назвался Петровым. Потому как за себя опасался. Я ведь много ихнего брата на тот свет отправил. Как, бывало, белые сдаются, мы их для начала допросим, а то и без допросу революционные меры осуществляем. Завсегда меня командир назначал исполнителем. «Ты, - говорит, - преданный идеям интернационализму. И к тому же партейный. Возьми кого в помощь и пусти в расход классовых врагов».
А на кой хрен мне помощь? Я и сам справлюсь, враги, вить, связанные, не убегут и сдачи не дадут. Раз - и квас! Пойду, стакан - хлобысть, а потом и пальну всех, да в карманы посмотрю, не осталось ли чего. Бывало, находил табак или деньги. Веришь, земляк, раз у офицера серебряные часы обнаружил. Наши дураки проглядели. А мне счастье привалило. Пропил я их, часы-то.
С той поры я завсегда, как выпью, или особенно с похмелья убить кого-нибудь страсть как хочется!
Думал, деникинцы меня тоже «разменяют». Ан нет, у них другая бухгалтерия - буржуазная. Командир ихний, такой молодой, усатый, все граммофон заводил, музыку слушал, говорит:
«Пусть этот красный живет! Его, должно быть, силком воевать взяли…»
«Так точно, господин поручик, я не идейный, я силком взятый!» - отвечаю ему. А сам думаю: «Хрен с два! Я сам в ноябре семнадцатого добровольцем пошел. Бить хотелось вас, богатеев и буржуев! Потому как - ненавижу тех, кто гимназии кончал и лощеный ходит, кто на фортупьянах играет».
Ну и оставили. Я дрова колол и печку поручику (евонная фамилия Семенов) топил. Он меня папиросами «Бахра» угощал. Эх, нежны! Весь век так жил бы, да опять перемена сыдьбы вышла.
Наши ночью внезапно атаковали, пленных набрали, и поручик Семенов попался. Вывели за избу, к стене приставили, а поручик босой стоит, сапоги уже на мне сияют - хороши сапоги! Вытаращил на меня глазищи, сплюнул так гордо и шипит:
«Чернь поганая!»
Я ему и вкатал в лоб за эту «чернь», мозги на бревна избяные и полетели.
Мужик лишь охал да сочувственно кивал головой, не перебивая. Это нравилось рассказчику. Он, опорожнив еще полстакана водки, продолжал:
- Ты, душа темная, того не понимаешь, что когда жизни другого решаешь, то сам себя царем и богом чувствуешь. Вот, мол, ты возле граммофона музыку могишь понимать, тебя во всяких гимназиях учили и по-всякому шлифовали, а я тебе своею силою теперь предел буду ставить. Такая во мне воля, и никуды от нее ты не денешься!
Меня командование за храбрость грамотой и именным револьвером отличило. Грамота дома на стене висит. Хочешь, посмотрим? К бабе спешишь? Ну давай. Где револьвер? Пропил и об этом люто жалею. Потому как в жизни вешь полезная. Ну, прощевай, мужик. На лошадь тебя цыган надул, а сбрую тебе я задарма отдал. Я вообще добрый. Вот свим ребятишкам - они у меня еще мальцы, леденцов кулек несу.
Мужик поплелся в ночную тьму. На Калужской заставе было темно и тихо. Лишь редкие огоньки желтовато светились в окнах. У Комарова вдруг появилась шальная мысль. Задумчиво покусывая ногти, он размышлял: «Чего же я его отпустил? У мужика ведь деньжата остались. Да сбруя новая, да одра можно продать. Дать ему по черепу камнем, а там - раз и квас! Иди, ищи ветра в поле! Да никто искать и не станет. Кому он, этот пролетарий нужен!»
Но из проулка вдруг вывалилась компания, горланившая под гармонь песни. Они пошли в том же направлении, что и мужик, - к центру Москвы,. где огней, прохожих и милиции хватает.
- Ну ладно, знать, не судьба! - Комаров махнул рукой и побрел к себе - на Шаболовку в дом № 26.

ПОИСКИ ЖЕРТВЫ
…Теперь, лежа в постели, он тяжело ворочал мозгами: «Эх, надо было мужика вчера пристукнуть! Дня три, а то и четыре пил бы вино, ребятам купил бы свистульки - давно, подлецы, просят. Да-с, большой капиталец мужик унес!»
Еще полежал, еще подумал, решил: «Да что, на энтом мужике свет клином сошелся? Авось пошлет кого черт мне на счастье!»
С трудом поднялся и, пошатываясь, подошел к крашеному шкафу, стоявшему у стены. Он знал, что жена здесь прячет денатурат, которым разогревает примус. Комаров порылся на нижней полке в правом углу. Среди газет и какого-то тряпичного хлама нашел трех-фунтовую банку неразбавленного денатурата. Он начал жадно пить отвратительно пахнущую, шибающую в нос жидкость. На тощей волосатой шее резво заходил кадык - вверх-вниз.
Голову чуть отпустило, боль в висках уменьшилась.
Он вспомнил, что жена с детьми на два дня уехала в Подольск к своей сестре. «Так-то будет лучше!» - вздохнул Комаров, решивший, что сегодня он пойдет на отчаянное дело.
Натянув длинные хромовые сапоги, весело скрипевшие при каждом шаге, надев засаленный, видавший виды полушубок с прожженной полой, Комаров потащился к соседу по фамилии Андреев и попросил:
- Василий Макарыч, дай на бутылку! Нынче же отдам, провалиться мне на этом месте.
Андреев, до революции владевший многими домами, люто ненавидел эту рвань, сломавшую его прежнюю жизнь. Ненавидел и боялся, поэтому деньги вынес.
Спрятав ассигнации за пазуху, Комаров зашагал на Смоленский рынок.

ДОРОГОЙ ДЛИННОЮ
- Егор, хватит волынку тянуть, иди запрягай! - так говорил старик Васильев своему сыну, собравшемуся в Москву покупать лошадь. Сын Егор был тридцатилетний, крепкий в плечах мужик хорошего роста, с густыми белокурыми волосами и ярко-синими глазами. - До города меньше чем за два часа не доедешь, а надо бы пораньше на базар попасть.
Хозяйство Васильевых в деревушке Павловке сбыло самым крепким. В большом доме мужиков-работников всего двое - сам старик, еще крепкий 60-летний мужик, да сын Егор. Жена Егора Настасья родила троих сыновей, старшему из которых на Крещение исполнилось девять лет и который уже с охотой помогал родителям в хозяйстве.
Когда большевики захватили власть, то дом несколько раз грабили. Выносили все до последней курицы, до последнего зернышка. Казалось, ни сеять, ни жать будет нечего. Но Бог миловал, как-то выкручивались и сеяли вовремя, и урожаи были всем соседям на зависть.
Посильно помогал младший брательник старика Васильева - Захар, занимавший в Чае-управлении на Мясницкой важный пост. Оклад у него был большой, дом на Ордынке богатый. Братья жили дружно, часто навещая друг друга.
Вот и нынче старик Васильев собирался ехать вместе с Егором покупать лошадь, да Захар вдруг известил телеграммой, что едет к нему. Стало быть, надо Захара принять и угостить и поговорить о жизни, о новых порядках, о ценах на продукты и мануфактуру.
- Поезжай, Егор, один, не оплошай только, лошадь бери крепкую и смирную, - наставлял отец. Но разговор этот был лишь для порядка. Егор воевал с германцами в кавалерии, был отмечен солдатским крестом за храбрость, а в лошадях разбирался досконально. Кинув беглый взгляд на лошадь, по ее стати мог определить Егор ее достоинства и недостатки, сказать про норов, сделать верные предположения о возрасте и силе.
- Иду, батя! - Егор, как всегда веселый и исполнительный, улыбнулся отцу, пошел в сарай, чуть косолапя крепкими, обутыми в новые валенки ногами. Он снял с гвоздя тяжелую ременную с кистью узду и пошел запрягать единственную оставшуюся после революционного разорения в хозяйстве лошадь Ромашку. Теперь к посевной решили прикупить еще одну, ибо одной лошадью обходиться ненадежно.
Егор надел на лошадь хомут, засупонил, приладил к оглоблям легкую крашеную дугу.
Тем временем Настасья заботливо уминала в легких беговых санях свежеобмолоченную овсяную солому, постелила на нее дерюжку, сверху прикрыв веретьем, подтыкая его со всех сторон.
- Вот теперь, Егорушка, тебе способно будет ехать! - говорила она, ласково поглядывая на мужа.
Егор обнял жену, потрепал по щекам выбежавших провожать сыновей, принял благословение отца и пошел к саням. На Егоре был крытый овчинный тулуп, который он сильно перетянул кушаком.
- Батя, купи пряников! - кричали дети. - И леденчиков привези.
Егор улыбнулся, согласно кивнул. Он уселся на облучок и тронул умную и сильную лошадь, нетерпеливо переступавшую ногами и просившую хода.
Дорога была наезженной, солнце светило вовсю, так что трудно было глядеть. Ромашка весело бежала в город по набитой дороге, обгоняя седоков и пешеходов.
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. Фридрих Ницше


Тень Былого

  • Опытный
  • **
  • Сообщений: 124
  • Меценат
    • Награды
Ответ #7 : 25 Июля 2014, 19:24:41
ДУРНОЕ ЗНАКОМСТВО
До десятого съезда большевистской партии, поставившего Россию на рельсы нэпа, оставались считанные деньки - он начнется в марте 1921 года в Москве.
Но приближение новых времен уже чувствовалось вовсю. И главными их показателями стали рынки. Еще в начале зимы они удручали пустыми рядами. Теперь же, едва милиция перестала конфисковывать у торговцев товары, их изобилие выплеснулось на московские базары и толкучки.
Смоленский рынок во всех путеводителях назывался «Большим». И он действительно был таким, занимая громадную площадь, вмещавшую прорву всякого народа - от честных и наивных крестьян до уголовников всех мастей, шулеров, проституток.
Егор не мог миновать это торжище, ибо оно как раз лежало на въезде в Москву со стороны Можайской дороги. Задрав голову, Егор читал громадный рекламный транспарант, висевший на стене трехэтажного дома:
Большой Смоленский рынок Широкий выбор всего необходимого для провинции, деревни и местной публики!
МАНУФАКТУРА. ГОТОВОЕ ПЛАТЬЕ. ПРЯЖА. МОСКАТЕЛЬНЫЕ ТОВАРЫ. МЕХОВЫЕ ТОВАРЫ. ПРОДОВОЛЬСТВИЕ - МЯСНЫЕ ТОВАРЫ - РЫБНЫЕ ПРОДУКТЫ. МАСЛО. ОБУВЬ. КОЖА. ПОСУДА. МЕБЕЛЬ. САЛО. МУКА. КОСМЕТИКА. ЧАСЫ. ПИСЧЕБУМАЖНЫЕ И КАНЦЕЛЯРСКИЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ. МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ. ГОЛОВНЫЕ УБОРЫ. КОНДИТЕРСКИЕ ТОВАРЫ и т.п.
Торговля ежедневно, не исключая праздников. Трамваи Б, 5,4,17
Егора интересовало как раз то, что было под этими буквами - «и т.п.». А под ними скрывалось множество различных вещей - от золота и ворованных бриллиантов до лошадей. Вот в конный ряд, с трудом правя лошадью в толпе, Егор и проехал. Здесь торговля была весьма скучной. Еще сказывались недавние войны, когда половину конского поголовья забрали на мировую, а оставшееся сильно пострадало от гражданской или было просто съедено во время голодовок. К тому же близилась посевная, а крестьянин в такое время лошадь не продаст ни за какие деньги, если только не вынудят особые обстоятельства - пожар или другое страшное бедствие.
Цыган опять откуда-то привел древнюю кобылу, которая так и норовила лечь от слабости прямо на снег. Еще два-три человека предлагали старых лошадей, годных лишь для живодерни.
Егор поспрашивал, поинтересовался, на каких рынках лошадиныя торговля нынче идет лучше. Цыган, убедившись, что мужик этот в лошадях разбирается хорошо и клячу не купит, послал его на Сухаревку, но добавил:
- Вряд ли чего найдешь, если только втридорога…
Егор, жалея, что понапрасну промучил Ромашку дальней дорогой, понуро направился с рынка. Он решил возвращаться восвояси.
Вдруг тощий мужик, с испитым лицом, бесцветно-голубыми глазками, щеголявший отличными хромовыми сапогами, спросил Егора:
- Это какой же породы лошадка будет? Уж очень чистая масть - и красавица!
Егору похвала была приятна. Нехорошее чувство, возникшее при первом взгляде на этого прощелыгу, сменилось доброжелательным.
- Отец Ромашки - прекрасный ахалтекинский жеребец, это наш барин сам выводил. От отца у Ромашки длинные сильные ноги и резвый бег.
- А в работе как?
- Старательная лошадка, да приехал купить еще одну…
- С коняками сейчас плохо. Ежели что отдают, так кости да шкуру.
Помолчали. Закурили - каждый свое. Комаров вдруг задумчиво сказал:
- Ну что, парень, на ловца и зверь бежит? Хочу я отличного жеребца отдать. Я, вить, извозом теперь занимаюсь в казенном учреждении. У меня и лошадь теперь государственная. А жеребец - истинно картина, владимирских кровей! Трехлетка! Черт в упряжке, а не конь!
- Куда уж лучше! - заинтересовался Егор. - А чего хочешь?
- Договоримся, главное - в хорошие руки.
- Тогда садись, куда везти?
- Двигай к Калужской заставе, На Шаболовке живу. У меня свой домик, кобылка там стоит.
- Тпрру! - Егор сдержал Ромашку. - Ты, мужик, чего темнишь? То говорил, что жеребец-трехлетка, а теперь - «кобылка«! Слезай…
- Жеребец и есть! Кобылу сосед хочет продавать. Андреев Василий Макарыч - слыхал такого? Напрасно, что не слыхал. Четырьмя домами на Шаболовке владел, а нынче лишь в одном зацепился - номер 25. Советская власть потеснила. Богатый человек. Я дружу с ним. Сегодня утром вместе чай пили. Не глянется мой жеребец, у Андреева сторгуемся. Стой возле лавки, бутылку пойду куплю. Тебя угощу, а там раз - и квас!
- Я не пью.
- Те пьют, которым нальют.
…Через минуту они ехали к Калужской заставе.

ЗА ВЫСОКИМ ЗАБОРОМ
Дорога от Смоленского рынка до Шаболовки недолгая. Комаров успел хлебнуть из купленной поллитровки с «белым горлышком» (водка повышенного качества, горлышко которой заливалось светлым сургучом; обычную заливали красно-коричневым). Комаров опять стал разговорчивым, даже почувствовал к Егору особого рода расположение.
- Эх, парень, коли бы ты мою жизнь знал - заплакал бы! - говорил Комаров, развалясь в санях. - Сам я из витебских. Отец мой алкашик. Меня заделал в 55 лет. С 12 лет я на помещика горбился - туфли евонные чистил и газеты в постель подавал. С 15 лет пить по-черному начал, да еще тогда же меня кухарка кое-чему научила, - Комаров захихикал, показав мелкие гнилые зубы. - Так с той поры и пью - ежедневно.
Помолчал, с задором добавил:
- Пьяный да умный - дьяк думный! Так, парень?
Егор чувствовал себя рядом с этим человеком явно не в своей тарелке. Словно что-то тяжелое и гнетущее наваливалось на него.
Оба замолчали и до самого дома больше не разговаривали.
Выкатили на Шаболовку. Около дома под! № 26 Комаров приказал:
- Стой, прибыли! - и двинул вихляющей походкой открывать ворота. Вошел через калитку во двор, загремел засовами, распахнул ворота, скомандовал:
- Станови лошадь сюды под навес! Дом этот советская власть мне предоставила - как бойцу и партийцу. В мирное время здеся купец Кириков проживал. А теперь - мое, потому как я воевал за трудящих…
Двор был широкий, заваленный какими-то ржавыми железками и битыми бутылками. За высокой оградой - тишина и ни души.
- Где жеребец? - поинтересовался Егор.
- Там, в сарае! - неопределенно махнул рукой Комаров. - Обычай дорогой - выпить по другой. Давай, парень, долопаем бутылку, и тогда продам тебе коня. Поезжай на нем хоть на тот свет, - и Комаров вновь было захихикал, но зашелся в нервическом кашле, и его вырвало на снег чем-то зеленым.
Комаров утер рот рукавом, просипел:
- У меня на жеребца пачпорт есть, там вся его родословная прописана! Прямо царской фумилии.
Вошли в дом. В помещениях - сумрак и сырость. В угловой комнате в правом углу висели две потемневшие иконы. Рядом на стене четыре пустые рамки. Под рамками - кровать, на которой лежали грязные, все в пятнах, перины. Возле окна - стол, застланный скатертью и заваленный какими-то огрызками.
Когда они распахнули дверь, со стола с визгом проворно соскочила на пол громадныя жирная крыса.
- Садись, мужик, сюды! - Комаров рукавом смахнул на пол объедки. - Страсть как выпить хочется.
Он вылил в стоявшие на столе грязные стаканы из бутылки остаток водки и торопливо осушил свой. Егор пить отказался. Он спросил:
- Где паспорт?
- Это сичас! - засуетился Комаров. Он с жадностью опрокинул в себя содержимое стакана, брезгливо отодвинутое Егором. Счастливо рыгнул и полез в большой ящик, набитый какими-то бланками, журналами, газетами, бумагами. Достал целый ворох и положил на стол перед Егором. - Накось, разберись, тут где-то. Я без очков не вижу.
Егор, сидя лицом к окну, с недоумением стал перебирать бумаги. Комаров достал загодя приготовленный молоток, подошел сзади, коротко взмахнул и с силой ударил Егора по лбу. Тот обмяк.
Комаров вытащил из-под перины удавку, накинул на шею Егора и долго сдавливал трепетавшее под его руками тело. Затем еще теплый труп ловко раздел (пригодился опыт времен гражданской войны).
После этого начал связывать мертвое тело под размер мешка. Комаров аж весь взмок, пока управился с делом. На всю операцию ушло полчаса. В дальнейшем он успевал, по собственному признанию, в два раза быстрее.
Ночью, взвалив труп на плечи, тщедушный пропитой Комаров сумел оттащить его в подвал соседнего, заброшенного дома № 24, принадлежавшего до революции неким Смирновым, родственникам винозаводчика.
Этим убийством Комаров начал серию кошмарных преступлений, взбудораживших всю Москву.
…Напрасно в доме Васильевых ждали Егора, напрасно Настасья и дети лили слезы. О жуткой судьбе отца они узнают только два с лишним года спустя, когда Комаров будет пойман. Старик умрет еще раньше. Вдова с тремя малолетними детьми вконец разорится.

АДСКАЯ СТАТИСТИКА
«Первое преступление было совершено в феврале 1921 года. За 1921 год Петровым-Комаровым было убито 17 человек. С конца декабря 1922 года по время ареста 19 мая 1923 года - 6 человек. 15 трупов были брошены в полуразрушенном помещении в Конном переулке и в доме № 24 на Шаболовке… 6 зарыты во владении Орлова на Шаболовке. Позднее, обзаведясь собственной лошадью, Петров-Комаров увозил трупы и сбрасывал их в разных местах набережной Москвы-реки и в каналах. На суде Петров-Комаров обнаружил полное равнодушие к содеянному: спокойно описывая все детали преступления, он заявил, что, если бы ему еще 60 человек привалило, он бы и их убил и употребил выражение «а там раз, и квас». (Из книги «Преступный мир Москвы», 1924 г.)
За преднамеренное убийство 29 человек суд приговорил Петрова-Комарова и его жену, с конца 1922 года помогавшую скрывать следы убийств, к высшей мере наказания.
Бывший красный командир, услыхав решение суда, лишь презрительно усмехнулся.
Расплакался он единственный раз, подумав наконец о своих детях:
- Как они, бедные, будут без отца, без матери? Не станут ли хулиганы обижать в приюте моих деточек?
О других детях, которых он своей волей лишил родителей, убийца даже не вспомнил.

Рассказ взят из книги В.В.Лаврова "Блуд на крови"
Изображение с сайта - http://ru.wikipedia.org/
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. Фридрих Ницше