Если представить, что в семье все хорошо и Петра не таит обид, то действительно можно было бы уехать и написать родителям, чтобы не искали. Взрослая уже, никто силком домой бы не отправил. Но первоначально, выполнила бы просьбу родителей и присмотрела бы за братом - он же ни при чем, что ей вздумалось изменить свою жизнь.
Чем можно объяснить ложь Петры, что присмотрит за братом, тем временем наплевательски отнесется ко взятым на себя обязательствам? Чем можно объяснить коварство в выборе момента для исчезновения, когда родители решили отдохнуть, тем самым лишив их отдыха? Чем можно объяснить бессердечие к родителям, зная, что они будут страдать и горевать, потеряв дочь?
Возможно, здесь примешана ревность к брату. Выросла девочка в семье, где сначала она являлась центром вселенной, а потом все внимание отошло младшему. Петра, все детские годы, с момента рождения брата, очень страдала, переживая, что никому не нужна. И таила обиду.
Во взрослой жизни, вероятно, не сложилось крепких социальных связей. Близких подруг, личной жизни, понимания со стороны родителей в случае ее неудачи. Появились трудности с дипломной работой и страх не оправдать надежды родителей. И вот все сошлось воедино. На фоне личного кризиса, появилась возможность отомстить родителям и брату за невидимые миру детские слезы.
Вот она, идеальная возможность, наконец, оставить брата (виновного в лишении ее родительской любви) без заботы, попечения и внимания родных. Вот она, идеальная возможность испортить отдых родителям, которые недодали ей любви и тепла. Вот она, идеальная возможность привлечь к себе внимание, увидеть, как сильно переживают за нее родители. И на что готовы пойти ради ее спасения и возвращения.
Слабость духа и месть - это то, в чем фрау стыдно признаться. Возможно, осознание, что она поступила неоправданно жестоко со своими близкими, к Петре все же пришло. Но со временем, ситуация зашла слишком далеко и придумать достойную причину своего исчезновения, Петра не смогла. Так же, ей не хватило мужества признаться в совершении ошибки. Ни тогда, ни тридцать лет спустя.